Наверное, он и есть тот, кто мне нужен. Наверное.
– Мне пора.
– Я знаю, – ответил он.
Я поглядела на Зебровски – он ухмылялся, наслаждаясь представлением.
Мне что, надо поцеловать Ричарда на прощание? Мы уже больше не помолвлены. Самая короткая помолвка в истории человечества. Да, но мы все еще встречаемся. Я все еще его люблю. Это заслуживает хотя бы поцелуя, если не говорить ни о чем другом.
Я схватила его за свитер и притянула к себе. Он удивился.
– Тебе не обязательно делать это на публику, – шепнул он.
– Заткнись и целуй.
Эти слова заработали мне улыбку. Каждый поцелуй все еще был приятной неожиданностью. Ни у кого не было таких мягких – и таких вкусных – губ.
Волосы Ричарда упали вперед, и я зачерпнула их в горсть, прижимая его лицо к своему. Его руки обнимали меня за спину, под кожаным жакетом, вжимаясь в свитер.
Я оттолкнулась от него, переводя дыхание. Теперь мне не хотелось уходить. Учитывая, что он остается, это хорошо, что мне надо уйти. Я не хотела заниматься сексом до брака, даже если бы он и не был ликантропом, но тело мое более чем хотело. И я не уверена, что в этой борьбе дух победил бы плоть.
Глядеть в глаза Ричарда и тонуть в них – это стоило в мире чего угодно. Я попыталась скрыть глуповатую сочную улыбку, но было поздно. Я знала, что мне это еще аукнется в машине с Зебровски. Подначкам конца не будет. Но я глядела в лицо Ричарда, и мне было все равно. В конце концов, мы что-нибудь придумаем. Видит Бог, придумаем.
– Подожди, я позвоню Дольфу и скажу, что мы опаздываем, потому что ты тут с кем-то тискаешься.
Я не клюнула на эту наживку.
– Меня может долго не быть. Ты поезжай домой, чтобы здесь не ждать.
– Я же пригнал сюда твой джип, помнишь? Домой мне ехать не на чем.
Ах да.
– Ладно, я вернусь, как только смогу.
Он кивнул:
– Я никуда не денусь.
Выйдя в коридор, я уже не улыбалась. Сама не могла разобраться в своих чувствах – как это будет: прийти домой, а там Ричард. Как мне, черт побери, принять решение, если он возле меня болтается и у меня уровень гормонов зашкаливает?
Зебровски хихикнул.
– Ну, Блейк, я теперь в этой жизни видел все. Здоровенный вампироборец – влю-у-бле-о-онный.
Я мотнула головой.
– Тебя бесполезно просить держать это про себя?
Он ухмыльнулся:
– Так будет смешнее дразниться.
– Чтоб ты лопнул, Зебровски!
– Возлюбленный был как-то слегка напряжен, так что я не стал спрашивать, но теперь мы одни. Что у тебя с лицом? Как будто по нему кто-то прошелся ножом для разделки мяса.
На самом деле, все было не так плохо. Я видела однажды работу мясницкого ножа, и это было куда хуже.
– Долго рассказывать. Так, ты знаешь мой секрет. А ты зачем сегодня так вырядился?
– У меня годовщина свадьбы сегодня. Десять лет.
– Ты шутишь?
Он покачал головой.
– Куча поздравлений, – сказала я, сбегая вместе с ним по лестнице.
– Спасибо. Мы решили отметить, наняли беби-ситтера, и Кэти заставила меня оставить пейджер дома.
Холод стал жалить порезы у меня на лице, и голова заболела сильнее.
– Дверца не заперта, – сказал Зебровски.
– Ты же коп, как ты мог не запереть машину? – начала я, открывая дверцу, – и остановилась. Пассажирское сиденье и весь пол были забиты – пакеты от “Макдональдса” и газеты сползали с сидений на пол. Остальная часть пола была занята куском окаменевшей пиццы и стадом пустых жестяных банок.
– Господи, Зебровски, а Агентство охраны среды знает, что ты разъезжаешь на токсической помойке по зонам проживания людей?
– Теперь понимаешь, почему я ее не запер? Кто ее угонит?
Он встал на колени и начал грузить мусор охапками на заднее сиденье. Судя по технике, переднее сиденье уже не в первый раз освобождалось таким образом.
Я стряхнула крошки с пустого сиденья на пустой пол. Когда стало возможным хоть как-то поместиться, я влезла в машину.
Зебровски накинул ремень и включил мотор. Автомобиль зафыркал и ожил. Я тоже надела ремень, и мы выехали со стоянки.
– А как относится Кэти к твоей работе? – спросила я.
Зебровски покосился в мою сторону.
– Нормально.
– А ты был уже копом, когда вы познакомились?
– Да, она знала, чего ждать. Твой друг не хотел, чтобы ты сегодня уезжала?
– Он думает, что я дня этого слишком сильно травмирована.
– Вид у тебя действительно хреновый.
– Спасибо за комплимент.
– Они нас любят, хотят, чтобы мы были острожными. Господи, он же учитель, школьный учитель! Что он знает о мире насилия?
– Больше, чем ему хотелось бы.
– Знаю, знаю. Школы теперь тоже – опасное место. Но это не то же самое, Анита. Мы-то носим оружие. А ты, Блейк, вообще убиваешь вампиров и поднимаешь зомби. Можно придумать работу грязнее?
– Это я знаю. – Но это было не так. Быть ликантропом – еще более грязная работа. Или нет?
– Нет, Блейк, не знаешь. Любить человека, живущего в мире насилия, – тяжкий крест. То, что нас кто-то согласен терпеть, – это чудо. Не струсь, Блейк.
– Я говорила, что собираюсь струсить?
– Вслух – нет.
Черт.
– Бросим тему, Зебровски.
– Как скажешь. Дольф в страшном восторге, что ты решила завязать семейную петлю... то есть узел.
Я сползла по сиденью, насколько позволил ремень.
– Я не выхожу замуж.
– Может быть, не сейчас, но я знаю это выражение лица, Блейк. Ты встала на этот путь, и выход только на другом его конце.
Я хотела бы поспорить, но слишком сама запуталась. Отчасти я верила Зебровски. Отчасти хотела перестать встречаться с Ричардом и вернуться к безопасной жизни. Ладно, ладно, не безопасной, раз вокруг меня сшивался Жан-Клод, но зато я не была помолвлена. Да, но я и сейчас не помолвлена?