Роберт дернул кадыком так, что это должно было быть больно, но не отступил. Очко в его пользу. Гретхен чуть шевельнулась к нему, и он отпрыгнул, как подстреленный.
– Ладно, ладно, веди ее!
Гретхен с отвращением скривилась. В одном мы были согласны: Роберт нам не нравился. Раз у нас есть одно общее мнение, может быть, найдутся еще. Может, даже подружками станем. А что?
Уровень шума снизился до шепота – мы привлекли всеобщее внимание. Спектакль не на сцене – самая захватывающая вещь.
– На сцене сейчас должно что-то происходить? – спросила я.
Роберт кивнул:
– Да, я должен объявить актера.
– Иди, Роберт, работай.
Эти слова сочились презрением. Гретхен великолепно умела его выражать.
Роберт немедленно покинул нас с явным облегчением.
– Слабак, – тихо сказала я ему вслед.
– Пойдем, Анита, нас ждет Жан-Клод. – И она поплыла вперед, развевая складки светлого плаща. Мы со Стивеном переглянулись, он пожал плечами. Я пошла за Гретхен, а Стивен – за мной, будто боялся от меня отстать.
Кабинет Жан-Клода выглядел, как кость домино изнутри. Голые белые стены, белый ковер, черный лакированный стол, черный кожаный диван и перед столом – два черных кресла с прямой спинкой. Стол и кресла были в восточном стиле, декорированные лаковым орнаментом с журавлями и восточными женщинами в развевающихся платьях. Этот стол мне всегда очень нравился, хотя вслух я этого не признавала никогда.
В углу стояла лаковая ширма – раньше я ее никогда не видела. Она была приличного размера и скрывала угол полностью. Поперек всей ширмы оранжевыми и красными кольцами вился дракон с огромными глазами навыкате. Ширма в комнате хорошо смотрелась. Сама комната не была уютной, зато была стильной. Как и сам Жан-Клод.
Он сидела на кожаной кушетке, одетый полностью в черное. Высокий жесткий воротник рубашки обрамлял его лицо, и трудно было сказать, где кончаются волосы и где начинается воротник. На горле воротник был заколот рубиновой подвеской размером с большой палец. Спереди рубашка была расстегнута до ремня, открывая треугольник бледной, очень бледной кожи. И только подвеска не давала рубашке раскрыться полностью.
Манжеты были такие же широкие и жесткие, как воротник, и скрывали руки почти полностью. Когда он поднял руку, стало заметно, что с одной стороны манжеты открыты, так что руками он все же пользоваться может. Завершали наряд черные джинсы и ботинки черного бархата.
Подвеску я раньше видела, но рубашка явно была новой.
– Стильно, – сказала я.
– Вам нравится? – улыбнулся он и расправил манжеты, будто они в этом нуждались.
– Приятная перемена после белого, – ответила я.
– Стивен, мы тебя ждали раньше. – Голос Жан-Клода был вполне вежлив, но можно было расслышать в нем темный и неприятный подтекст.
– Стивен возил меня к врачу.
Полночно-синие глаза повернулись снова ко мне.
– Ваше теперешнее полицейское расследование проходит с осложнениями?
– Нет, – ответила я и поглядела на Гретхен. Она смотрела на Жан-Клода.
– Скажи ему, – произнесла она.
Я так поняла, что она не имела в виду обвинить ее в попытке меня убить. Настало время для некоторой откровенности и даже драматических эффектов. И я верила, что Жан-Клод нас не разочарует.
– Пусть Стивен уйдет, – сказала я. Не надо, чтобы он погиб при попытке меня защитить: здесь он может быть в лучшем случае пушечным мясом – против Жан-Клода-то.
– Почему? – спросил Жан-Клод несколько подозрительно.
– Выкладывай, – потребовала Гретхен.
Я покачала головой:
– Стивену здесь делать нечего.
– Иди, Стивен, – сказал Жан-Клод. – Я не сержусь на тебя за опоздание. Анита для меня важнее, чем твой приход на работу вовремя.
Приятно было это знать.
Стивен как-то странно кивнул, чуть ли не поклонился Жан-Клоду, глянул на меня, но не решался уйти.
– Иди, Стивен. Ничего со мной не случиться.
Уговаривать его дважды не пришлось – он исчез.
– Так что вы хотели сказать, ma petite?
Я поглядела на Гретхен, но она смотрела только на него. На ее лице читался голод, будто она долго-долго этого ждала. А я глядела в его полночно-синие глаза и понимала, что могу – без меток вампира могу – смотреть в его глаза.
Жан-Клод тоже это заметил и раскрыл глаза чуть шире:
– Вы сегодня полны сюрпризов, ma petite.
– Вы еще главных сюрпризов не видели.
– Настоятельно вас прошу, не скрывайте их. Я очень люблю сюрпризы.
Что именно этот сюрприз ему понравится, у меня были большие сомнения. Набрав побольше воздуху, я быстро, как принимают горькое лекарство произнесла:
– Ричард сделал мне предложение, и я дала согласие.
Я могла добавить: “но теперь я не уверена”, но не стала. Слишком я сама запуталась, чтобы выдавать что-то, кроме голых фактов. Если он попытается меня убить, может быть, тогда я добавлю подробности. А пока что… подождем.
Жан-Клод сидел как сидел. Не шевельнулся. Щелкнул обогреватель, и я вздрогнула. Над кушеткой заработал вентилятор, воздух стал играть волосами Жан-Клода, тканью его рубашки, но я будто бы смотрела на манекен. Кроме волос и ткани, остальное было будто камень.
Молчание тянулось, заполняло комнату. Обогреватель отключился, и стало тихо, что я слышала шум крови у себя в ушах. Такая тишина, как перед мигом творения. Можно было понять, что сейчас произойдет что-то очень серьезное, только совершенно неизвестно, что именно. Тишина обступала меня, и я не собиралась быть той, кто ее нарушит, потому что понятия не имела, что будет дальше. Это бесконечное спокойствие пугало больше, чем самый дикий гнев. Не зная, что делать, я не стала делать ничего – образ действий, о котором мне редко приходилось жалеть.